Где моя ступа с реактивным двигателем и метла с разделяющейся боеголовкой?
– Опять злишься? – хмыкнул Дойлен. – Брось. Мы с тобой теперь ведьмаки, связанные ритуалом, от этого нам обоим никуда не деться. Ты можешь утром сделать то, что обещала, – послать меня в болото и пользоваться всеми плодами нашей сделки. Но я хочу запомнить твое тело.
– Просто на долгую память или для своей мужской коллекции? – едко поинтересовалась я.
– Хочется сделать тебе приятно. – Он улыбнулся – улыбка странно сверкнула в неясном лунном свете. – Честное слово.
– Для вас это так важно?
– На «ты», милая моя, на «ты». Да, для меня это важно. Хочу видеть и запомнить твое лицо, когда ты завопишь подо мной.
Я хотела сказать что-то еще более едкое. Я жутко злилась, но уже не только на него – на себя. Слаба на передок или как? Но одна мысль заставила меня придержать язык. Что случилось, то случилось, поздно клясть себя. Но что мы оба получили? Вероятно, некие новые возможности. Дорогой сосед хочет просто уцелеть в той круговерти, которая завертится здесь зимой, и защитить свою семью. А чего хочу я? Домой. В свой мир. Приблизил ли этот ритуал меня к цели? Не исключено, что дал вообще хоть какой-то шанс. Я чувствовала полученную силу. Чувствовала, что могу теперь гораздо больше, чем раньше, а со знаниями Дойлена… Надеюсь, их у него не меньше, чем у Ульсы, а его откровенность теперь обеспечена условиями нашего договора. Кроме того, он действительно честен со мной. Редчайшее свойство для колдуна. Что же теперь мне делать?.. Как говорится, если вы не можете побороть некий общественный процесс, то лучше его возглавить. В моем случае – нужно не посыпать голову пеплом, а использовать этот шанс. В крайнем случае, если сосед начнет наглеть, я всегда могу его послать. Пойдет, никуда не денется. Теперь я знала это совершенно точно, и не с его слов. И будет исполнять свою часть договора как миленький. Магическая власть над ним, которую он сам мне отдал, позволяет провернуть такую штуку.
Получается, еще неизвестно, кто из нас кого поимел…
Неудивительно, что мы продрыхли до полудня.
Дорогой сосед вел себя просто образцово, видимо, не желал с ходу получить «красную карточку». Был отменно вежлив, ни единым словом не помянул прошедшую ночь. Поинтересовался моей библиотекой, полученной вместе с домом. Посетовал, что пару книг из своей библиотеки сможет привезти только к вечеру – если я не против, конечно. Слушайте, его не подменили случайно? Или это его магическая зависимость от меня так действует? А потом мы сели пообедать. Присутствие Риены и Иры за обеденным столом его, прямо скажем, удивило. Впрочем, ему хватило ума промолчать и сделать вид, будто так и надо. Обед был не праздничный – что праздновать-то? – потому обошлись овощным супчиком и окороком на второе.
– Небогато живешь, – заметил Дойлен. – А ведь доход позволяет и фрукты с юга, и рыбку с моря. Копишь деньги?
– Дому нужен ремонт, – без особенного удовольствия ответила я. – Чтобы при этом еще и столоваться по-богатому, мне пришлось бы выметать у крестьян все до последней крошки. Я такой глупости не сделаю никогда.
– Я тоже. – Дорогой сосед одобрительно кивнул. – Голодный крестьянин – не работник, и подать с нищего тоже не соберешь. Прибедняются – так то у них в крови. А знаешь, как сборщики подмечают, в какой деревне есть что взять, а где в самом деле шаром покати? Мне сынок рассказал… По птицам.
– То есть? – удивилась я.
– То есть смотрят, есть ли в деревне воробьи и голуби. Если есть, значит, деревенька зажиточная. Если голубей нет, только воробьи – не нищие, но и лишнего с них не возьмешь. А уж если и воробьев крестьяне сожрали, то тут точно делать нечего. Вольная птица не селится там, где ее жрут с голодухи… Вот ты не была в деревне у нашего разлюбезного соседа Лугира, а я бывал. Так там крестьяне и лебеду за лакомство считают. Боятся, злобятся, да ничего против ведьмака поделать не могут. – Дойлен, дохлебав супчик, под убийственным взглядом Риены принялся за окорок. – Лугир, как по мне, – болван, – продолжал он; сплетни о соседях в нашей глуши – самое милое дело. – Обдирает мужичье как липку, лютует. Даже сборщики – сама знаешь, совести у них ни на четверть медяка – и те с его мужиков лишнего не требуют. Потому что видят – нет ни одного воробушка в деревне.
– Спасибо, я не знала. – Конечно, тонкостям хозяйствования меня обучала Риена, но на ней было всего одно поместье, и для сравнительного анализа ей попросту не хватало данных.
– Так спрашивай, чего не знаешь. Отвечу.
– Меня сейчас интересует другой вопрос, – ядовито проговорила я. – Ты собираешься жить на два дома?
– Именно так, – совершенно спокойно ответил Дойлен. – У меня теперь две женщины. Одна любимая, другая желанная. Я обязан кормить обеих. Выходит, завтра мне на охоту. Свинка со скотного двора – одно, а дичина – совсем другое. Вот притащу завтра молодого кабанчика, почувствуешь разницу!
– Ну, дает стране угля… – Ирочку восхитила эта беззаботная наглость. – Интересно, жена его сковородкой встретит или сразу фаерболом шмальнет?
– Мне, кстати, это тоже интересно… – пробормотала я по-русски.
– Если госпожа позволит мне высказаться… – начала Риена.
– Говорите, – я кивнула ей.
– Решение господина не объедать небогатую ведьму можно только приветствовать, однако дурная слава моей госпоже ни к чему.
– А что вы, почтенная, называете дурной славой? – видя, что я ценю экономку еще и как личность, Дойлен счел за лучшее обращаться к ней уважительно. – Моя жена родила трех мальчишек, и все они лишены Дара. Зачать она больше не может, и я имею полное право заключить договор со свободной ведьмой, чтобы она родила наследника нашим доменам. Если повезет, то и не одного. Что в этом дурного? Стану никто из соседей не осудит. Ну, разве за то, что выбрала не кого-то из них, – он засмеялся.