Уроборос - Страница 25

– Анальгин в аптечке, – ответила я на ее взгляд, полный молчаливого страдания. – Все остальное – вон в том сундуке, я в полотняный мешочек упаковала.

Ира все так же молча вытащила из сундука плотно набитый мешочек и поплелась в каморку. Несколько минут оттуда слышалось тихое шуршание. Потом Ирочка, несколько приободрившись, высунулась обратно. Лицо красное, губы кусает. Что это? Неужели ей стыдно?

– Я… ты прости, я стеснялась тебе сказать, – она бросила в старое ведро, работавшее мусорным, какой-то комок. – У меня, вот, была в сумочке одна штука, так я утром ее использовала. Думала – все, завтра пипец… Слушай, Стана, а чего там такое ты завернула?

– Траву, – ответила я, раскладывая свой тощий матрац по лавке, на которой днем положено сидеть, а ночью лежать. – Хорошо просушенную. В чистые тряпочки. Старинный способ, говорят, чуть ли не Клеопатра пользовалась. Тут, уж прости, супермаркета нет, будем выкручиваться с помощью подручных материалов.

– Тут вообще столько всего нет, что повеситься хочется, – со слезой в голосе проговорила Ира. – Я в зеркало смотрелась. Корни волос уже отросли, краситься пора, а нечем. Лак на ногтях облупился, смотреть страшно. Пришлось твоими ножницами попользоваться, отрезать под корень. Ни теней, ни помады, и вообще… Я уродина, да?

– Кто тебе такую глупость ляпнул? – тоже ожидаемо: в восемнадцать и я считала себя малолетней уродиной, если глаза и губы не накрашены, а на лице нет четверти килограмма пудры. Забавно смотреть на это с высоты своих сорока лет, когда слово «пудра» давно и прочно забыто, а одна туба неяркой помады служит мне верой и правдой уже третий год. После тридцати наконец начинаешь ценить то, что дано природой.

– Да так, – Ира дернула плечиком.

Все ясно. Или она не котируется среди парней своей тусовки, или ее уже бросали. Причем скорее второе. Таракан Комплексус загнобил своих собратьев и торжествует. И что прикажете с ним делать?

– Плюнь и забудь, – посоветовала я. – Особенно забудь про косметику. Тут знаешь чем пудрятся? Свинцовыми белилами.

– Свинцовыми? – у Ирочки округлились глаза. – Они чего, с ума посходили?

– Нет, просто не знают про их токсичность. Губы кармином красят, щеки им же пачкают. А глаза сурьмой подводят – тоже не фонтан, между прочим. И вообще, – я решила окончательно добить рыжую, дабы отвратить от соблазна ныть насчет косметики. – Знаешь, что тут дамы делают, чтобы косы блестели? Гусиным жиром мажут.

– Фу-у-у! – судя по гримасе, Ирочку чуть не стошнило. – Оно ж воняет! Не, на фиг такую кухню.

– Вонь цветочной водой забивают.

– Тем более… Э… Стана, а есть еще чего почитать?

Ого! Кажется, мы подсели на «мыслительную» литературу – ту, где нужно думать, читая, а не бездумно поглощать. Что ж, тяга к работе мысли похвальна. Сбросила ей с десяток книг и предупредила, что теперь придется заряжать еще и «Самсунг», прихваченный магом… Ирочка, представив себе феерическую картину – фэнтезийный колдун с крутой мобилой, – расхихикалась так, что пришлось ее спроваживать. Проснулись братцы-тараканы Мухаха с Бугагой. Но я проявила категоричность: мол, тебе книг нагрузили – иди и читай.

Мне тоже было чем загрузить голову, и размышлять я предпочитала в одиночестве.

Итак, что мы имеем на сегодня?

А на сегодня мы имеем: а) управского мага, который думает, что нашел ключик к моей персоне и заставил раскрыть тайны иномировой «технологии»; б) свору из троих мелких засранцев, имеющих магический Дар, но не умеющих пользоваться ни мозгами, ни совестью; в) постепенно пополняющийся словарный запас магического языка программирования; г) невозможность дальше экспериментировать с заклинаниями из опасения попасть в поле зрения местного варианта следящих за «магосетью» ботов. В том, что такие боты существуют, я уверена не была, но если есть сеть и есть запреты, то по логике должны быть и средства слежения на предмет использования незаконной магии. И хорошо, если такие средства вооружены «черным списком» уголовно наказуемых заклинаний! Тогда можно тихо экспериментировать с безобидными формулами и не бояться наездов. Может статься, что обстоит дело как раз наоборот: «белый список» и принцип «что не разрешено, то запрещено»… Но я же в школе! Будет очень странно, если учитель не снабдит нас инструкциями на сей счет. Когда? Понятия не имею. Но рано или поздно он должен это сделать, если не хочет заранее позаботиться об избавлении от неугодных учеников.

Кутис, кстати, был бит розгами за несанкционированное использование потенциально опасной магии в доме учителя. Понятно, что после этого он не воспылал ко мне братской любовью, но пока притих. Срывал зло на слуге. Мальчишка-раб после того живодерского урока и так сник. Огонек живой души, тихо светившийся в его глазах даже из-под налета рабской беспомощности, угас. Он выполнял приказания малолетнего господина, как автомат. А теперь… Теперь мальчик мертв. Я как-то встретилась с ним взглядом и сразу вспомнила тех крестьян, отца и сына, которых вели на казнь за нападение на солдат. Он угасал на глазах, а я ничего не могла с этим поделать: чужая собственность, законы, мать их… Кутис измывался над ним за закрытыми дверями. Наутро слуга показывался в коридоре – еще более поникшим – и низко спускал рукава, чтобы скрыть синяки, порезы и ожоги. Бездумно делал, что велено, и так же бездумно возвращался.

Живой мертвец. Страшное зрелище. Куда страшнее тех силиконовых зомбаков, которые стройными рядами шагают по экранам нашего мира.

5

Тем временем отзеленело лето, отшелестела желтым осень, и пришел срок зимней белизны.